Где ветер сметает тугие барханы,
А время свернулось от пыли и зноя,
Походкой усталою двигались двое;
Пустые котомки, у пояса фляга,
На донышке - мутная, желтая влага,
Пустые глаза в воспаленных глазницах,
Печать фатализма на высохших лицах.
Вдруг путник передний воскликнул в экстазе:
"Смотри! Меж барханами виден оазис,
Сулящий прохладу листвою зелёной,
Родник и ночлег под тенистою кроной!"
И вдаль он рванулся, отбросив сомненья,
Но тут у него подогнулись колени,
И прочь откатилась помятая фляга,
Когда он упал, не закончивши шага.
А путник второй был бродяга бывалый,
И фата-моргана его не прельщала,
Он двинулся дальше в чумной круговерти
И прожил еще трое суток до смерти.
Никто своей смерти, конечно, не минет,
Но опыт, возможно, ее отодвинет,
А веря в мираж, умираешь быстрее,
Но жизнь твоя ярче и смерть веселее.
1995